Brumme nicht, mein Schmusekater,
Unbewegt im halben Traum:
Ohne dich wär's rau und finster
Hier in unserm Raum;
Ohne dich derselbe Ofen,
Fenster, die's schon gestern gab,
Diese Türn, dieselbe Kerze,
Und derselbe Gram …
Denn beim Nachbarn unbedächtig
Sagte ich ihr Worte drei
Von dem Guten, Schönen, Echten –
Und sie starb vor Langeweile!
Und der Schneesturm unvermeidlich
Pfeift und singt im Abzugsrohr …
Von dem doppelt schlimmen Leide
Komm ich mir verloren vor.
Brumm doch nicht, mein Schmusekater,
Unbewegt im halben Traum:
Ohne dich wär's rau und finster
Hier in unserm Raum.
(1843)
Bin krank, Ophelia, mein liebster Freund!
Im Herz und im Aug: keine Kraft,
O sing mir, wie ein Windzug streunt
Um ein einsames Grab.
Die wütende Seele, die Brust, die zerspringt,
Wird Tränen und Schluchzen nicht meiden.
Vom Weidenbaum, dem grünen, sing,
Von Desdemonas Schwester, der Weide.
(1847)
Ich grüße dich, mein guter alter Garten,
Erblühter Nachlass meiner Blütejahre!
Mit bittrem Lächeln trink ich dein Aroma,
Das ich in meiner Kindheit schon geatmet.
Im dichten Lindenhain ist's Wort verwachsen,
Das ich im Schatten kunstvoll einst geschnitten,
Und nach den Beinen Wuchergräser schnappen.
Ich fühl's, ich wär im Wald dort nicht gelitten.
Als wollte zitternd hier ein jedes Blatt
Mir das Gewissen wecken und erschüttern,
Als würde leise der vertraute Platz
Vergessne, ausgeweinte Märe flüstern:
»Ich weiß noch, wie du spieltest, größer werdend,
Und wie du dann, in letzter Abschiedsstunde,
Den Kranz aus jungen Rosen, herrlich duftend,
Empfingst von Händen, die sie zart gebunden.
Sag, wo die Rosen sind, die einst so keck,
Voll froher Frische, junger Freude schienen?«
In Wahn und Schwermut schenkt' ich manche weg,
Verlor die andern – alle welkten hin.
Doch ihr seid jung und steht noch voll im Saft,
Bin froh, doch kann die Freude nicht genießen,
Steh wie'n verlorner Sohn vorm Vater da,
Und möchte weinen – aber keine Tränen sprießen!
(1854)
Wie atmet die Brust so frisch, umfassend –
Die Worte drücken's gar nicht aus!
Wie hüpft der Bach am Mittag raschelnd
Durch Riss und Spalt mit Gischt und Schaum!
Im Äther schwirrt ein Lied und schwindet,
Im Acker grün sich Roggen bauscht –
Und eine zarte Stimme singet:
»Den Frühling überlebst du auch!«
(1855)
Die Kohlen verglühn. Im Halbdunkel flackern
Die Flämmchen so durchscheinend traut;
So wie auf purpurner Mohnblüte flattert
Des Schmetterlingsflügels azurenes Blau.
Die Kette farbiger Geschichten
Fliegt; ergötzend unser Aug;
Unausdeutbare Gesichter
Aus der grauen Asche schaun.
So zärtlich, freundschaftlich erscheinen
Verlornes Glück, vergangnes Leid,
Es lügt die Seele, wenn sie leugnet,
Dass all das schmerzt, was sich zerstreut.
(1856)
Noch ist es vor dem Fenster hell,
Die Sonne blinkt in Wolkenrissen,
Ein Spatz, im Sande badend, schlägt
Mit seinen Flügeln, leise zitternd.
Doch schon bis tief zur Erde schwankt
Ein großer Vorhang hoch vom Himmel,
Und hinter ihm der Waldesrand
Schaut wie bestäubt mit goldnem Flimmer.
Ein Tropfen an die Scheibe spritzt,
Von den Linden träuft's wie Honig,
Bis jemand durch den Garten flitzt
Auf die frischen Blätter trommelnd.
(1857)
Die Blätter schwiegen, die Sterne glühten –
In dieser Stund
Wir beide auf die Sterne blickten,
Und sie – auf uns.
Und schaun der Mond und alle Sterne
In deine Brust hinein,
Wie sollte diese Brust verbergen
Nur ein Geheimnis?
All das, was Kraft bewahrt und weckte
In allem, was da lebt,
Auch, was dem Grab entgegenstrebte,
Von allem heimlich weg,
Was rein wie Sterne, finster lauernd
Und dunkler als die Nacht,
Das haben wir, uns in die Augen schauend,
Damals gesagt.
1859
Hast ausgelitten und ich muss noch leiden,
Das Atmen voller Zweifel weitergeht.
Ich zittere, mein Herz sucht zu vermeiden
Das einzusehen, was niemand versteht.
Es gab den Morgen doch! Ich weiß es und erinnre
Der Liebe Sprache, Blumen, Strahl der Nacht.
Wie sollte hell der Mai nicht blühn im Schimmern
Von solchen Augen; so vertraut und sacht.
Die Augen sind nicht mehr – mich schrecken keine Särge,
Mich schreckt allein, dass du kein Wort mehr sprichst.
Und – über Zorn und Dumpfheit mich erhebend, –
Schnell, schnell in das hinein, was du jetzt bist!
1878
Не ворчи, мой кот-мурлыка,
В неподвижном полусне:
Без тебя темно и дико
В нашей стороне;
Без тебя все та же печка,
Те же окна, как вчера,
Те же двери, та же свечка,
И опять хандра…
У соседа ненароком
Я сказал ей слова три
О прекрасном, о высоком –
Скука – хоть умри!
Неотвязчивая вьюга
Разыгралася в трубе…
От двоякого недуга
Так не по себе.
Не ворчи же, кот-мурлыка,
В неподвижном полусне;
Без тебя темно и дико
В нашей стороне.
(1843)
Я болен, Офелия, милый мой друг!
Ни в сердце, ни в оке нет силы,
О, спой мне, как носится ветер вокруг
Его одинокой могилы.
Душе раздраженной и груди больной
Понятны и слезы и стоны.
Про иву, про иву зеленую спой,
Про иву сестры Дездемоны.
(1847)
Приветствую тебя, мой добрый, старый сад,
Цветущих лет цветущее наследство!
С улыбкой горькою я пью твой аромат,
Которым некогда мое дышало детство.
Густые липы те ж, но заросли слова,
Которые в тени я вырезал искусно,
Хватает за ноги заглохшая трава,
И чувствую, что там, в лесу, мне будет грустно.
Как будто с трепетом здесь каждого листа
Моя пробудится и затрепещет совесть,
И станут лепетать знакомые места
Давно забытую, оплаканную повесть.
И скажут: «Помним мы, как ты играл и рос,
Мы помним, как потом, в последний час разлуки,
Венком из молодых и благовонных роз
Тебя здесь нежные благословляли руки.
Скажи: где розы те, которые такой
Веселой радостью и свежестью дышали?»
Одни я раздарил с безумством и тоской,
Другие растерял – и все они увяли.
А вы – вы молоды и пышны до конца.
Я рад – и радости вполне вкусить не смею;
Стою как блудный сын перед лицом отца,
И плакать бы хотел – и плакать не умею!
(1854)
Как дышит грудь свежо и емко –
Слова не выразят ничьи!
Как по оврагам в полдень громко
На пену прядают ручьи!
В эфире песнь дрожит и тает,
На глыбе зеленеет рожь –
И голос нежный напевает:
«Еще весну переживешь!»
(1855)
Тускнеют угли. В полумраке
Прозрачный вьется огонек.
Так плещет на багряном маке
Крылом лазурным мотылек.
Видений пестрых вереница
Влечет, усталый теша взгляд,
И неразгаданные лица
Из пепла серого глядят.
Встает ласкательно и дружно
Былое счастье и печаль,
И лжет душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль.
1856
Еще светло перед окном,
В разрывы облак солнце блещет,
И воробей своим крылом.
В песке купаяся, трепещет.
А уж от неба до земли,
Качаясь, движется завеса,
И будто в золотой пыли
Стоит за ней опушка леса.
Две капли брызнули в стекло,
От лип душистым медом тянет,
И что-то к саду подошло,
По свежим листьям барабанит.
(1857)
Молчали листья, звезды рдели –
И в этот час
С тобой на звезды мы глядели,
Они – на нас.
Когда все небо так глядится
В живую грудь,
Как в этой груди затаится
Хоть что-нибудь?
Все, что хранит и будит силу
Во всем живом,
Все, что уносится в могилу
От всех тайком,
Что чище звезд, пугливей ночи,
Страшнее тьмы,
Тогда, взглянув друг другу в очи,
Сказали мы.
1859
Ты отстрадала, я еще страдаю,
Сомнением мне суждено дышать,
И трепещу, и сердцем узбегаю
Искать того, чего нельзя понять.
А был рассвет! Я помню, вспоминаю
Язык любви, цветов, ночных лучей.
Как не цвести всевидящему маю
При отблеске родном таких очей!
Очей тех нет – и мне не страшны гробы,
Завидно мне безмолвие твое,
И, не судя ни тупости, ни злобы,
Скорей, скорей в твое небытие!
1878